Мэр Днепра Филатов рассказал, о жизни города в условиях войны

Днепр сегодня уникален, так как с трех сторон опоясан линией фронта и является мишенью для оккупационных войск. Ведь Днепр, наряду с Кривым Рогом и Мариуполем, является одной из мощнейших промышленных агломераций страны. Как война повлияла на жизнь днепрян, почему публикации New York Times выглядели панически, можно ли убивать по всему миру нелюдей и как публикации в FB оборачиваются конкретными ракетными ударами – обо всем этом шеф-редактор издания OBOZREVATEL Орест Сохар говорил с мэром Днепра Борисом Филатовым в авторском проекте “Орестократия”.

Подвиг Киева, Харькова, Мариуполя, Чернигова и других городов дал возможность нам подготовиться

– Как менялось твоё отношение к войне?

– Я, наверное, один из первых понял, что это – надолго, и особенно, когда орки ушли из Чернигова, Сум, Киева и у многих была эйфория, что “вот все, мы уже чуть ли не победили”. Я в этот момент понял, что наоборот, война надолго, как бы нужно всегда надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Когда ты уже морально понимаешь, что она не закончится ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, становится легче работать, понятнее.

За эти 80 дней все мы, как говорят, морально истощены, и психоэмоциональное состояние постоянно меняется, как у всех людей. После истории с крейсером “Москва” настроение одно, после того, как приходят сообщения о потерях на фронте, особенно, когда погибли твои знакомые, – настроение совсем другое. Поэтому, как у каждого человека, есть какие-то психоэмоциональные качели, это бесспорно.

– Но я заметил по твоему ФБ, что в последнее время настроение стало более драйвовым…

– Нет. Просто у меня появилось больше времени писать тексты, тогда как в первые дни это был круглосуточный марафон по всем вопросам, связанным с укреплением обороноспособности города, с пополнением критических запасов. Поэтому не было времени писать. Тем не менее, один из постов, его, кстати, Facebook снес, русские на него нажаловались. Это пост после Бучи. Я написал о том, что нелюдей из-за этого надо убивать по всему миру. Причем я не писал о русских или бурятах. И СК РФ из-за этого поста возбудил уголовное дело и подал меня в розыск. Я как бы смеюсь, но они дали сами фактическую юридическую оценку действий своих вояк.

– Я процитирую тот пост: “…Пришло время холодной ярости, и у украинцев есть полное и моральное право спокойно и совершенно с незамутненным разумом убивать этих нелюдей по всему миру”. Ты сейчас готов то же самое повторить? Это не была эмоциональная фраза?

– Конечно. Те люди, которые виноваты в военных преступлениях, а фактически в геноциде нашей нации, естественно, должны понести наказание, где бы они ни находились и какое бы количество времени не прошло. Но этого не было написано в плане “убивать русских или бурятов, или осетин”. А СК фактически квалифицировал это дело в РФ, он признал, что они являются нелюдями. То есть он экстраполировал эту фразу, уточнил, о ком речь. Поэтому это выглядело очень, скажем, смешно, это какой-то юридический парадокс. И они подали меня в розыск. Я единственный городской голова в Украине, у которого есть два уголовных дела: одно от комитета РФ, а второе – от СК Беларуси.

– Какие эпизоды войны были самыми сложными?

– Наверное, как у всех: когда, скажем, флажки на картах двигались с угрожающей скоростью. Мы не понимали, где оккупанты прорвутся: или на Донбассе, или они подойдут к нам с Харькова, то ли они подойдут со стороны Запорожья или Кривого Рога. Когда шла эта навала, и ты видишь, что они продвигаются и продвигаются, ты просто понимаешь, что у тебя отсутствует лимит времени: нужно срочно что-то делать. Ну, я об этом уже говорил несколько раз и повторю: для нас вот подвиг Киева, подвиг Харькова, подвиг Мариуполя, Чернигова и других городов – он дал возможность подготовиться. Не выдавая военную тайну, расскажу: мы 24/7 готовили укрепление районов, копали, копали, строили, копали. Мы очень много сделали. Для понимания: по-моему, 38 только коммунальных наших экскаваторов сейчас работают на разных направлениях фронта. Более того, наша техника уже работает в Донецкой области, мы туда их отправили, здесь мы уже завершили.

Естественно, мы просто предоставляем коммунальную технику, финансирование, людей, подрядчиков, но всем этим руководят военные, то есть они говорят, где и как.

– Это публиковалось в New York Times, но выглядело достаточно панически – насколько был высок риск захвата Днепропетровской области и Днепра? Об этом говорила и американская разведка, и был известный твой пост с рекомендацией об эвакуации из Днепра.

– Я всегда говорил об этом и повторю ещё раз: они остановятся там, где мы их остановим. Поэтому когда появилось это сообщение так называемой американской разведки, которое разлетелось по всем массмедиа, для меня это выглядело весьма странно. Потому что я как бы понимал ситуацию чуть-чуть (хотя я – не Генштаб и я не обладаю всей полнотой информации), но есть же горизонтальные связи, то есть я каждый день общаюсь с военными, с командирами, я прекрасно понимал, что русские не приедут сюда завтра или послезавтра, или через неделю. Поэтому для меня казалось очень странным, было похоже даже больше на какой-то вброс.

Это публиковалось, кажется, в NYT, но выглядело достаточно панически. Что касается эвакуации: я никогда не менял своего мнения, но коллеги-журналисты изложили не совсем корректно. Я не призывал к эвакуации, это была рекомендация. Я до сих пор считаю, что при условиях массированных обстрелов ракетами (то, что сейчас происходит) людям, у которых есть возможность, в том числе и финансовая, или поддержка родственников (имею в виду женщин, детей, пожилых людей, которые не задействованы в критической инфраструктуре), лучше, естественно, пересидеть в более тихом месте. Выйдешь на улицу – такое ощущение, что войны нет, хотя несколько дней назад русские пытались засандалить ракетами по мосту, а это разве шутки? Там пять маршрутов общественного транспорта. А если бы попали?

Я не хочу ни в коем случае развивать панические настроения, но у нас очень много руководителей разных уровней, которые людей заряжают иногда, как мне кажется, излишним оптимизмом. Можно рассказывать: “Да, все хорошо, вот победим”, а можно наобещать такого, что через две недели люди будут спрашивать, где победа.

– Эта проблема сложнее. Мы наблюдаем порою не только преувеличение наших побед, есть вообще фейсбучная война. Когда прилетает ракета, разрушает дом – и погибают 29 человек, а человек снимает видео, что разгромили весь запас “айкосов” – это как? Может именно поэтому люди сегодня спокойно гуляют на площадях и никак не реагируют на то, что после сигнала тревоги нужно идти в бомбоубежища. Что с этим делать?

– Не буду называть имён всех коллег, тем более что там погибло даже не 29, а уже, по-моему, 38 человек, если я не ошибаюсь. После этой истории мы полностью закрыли мэрию. Почему? Потому что нет никаких гарантий, если они пуляют ракетами по администрациям, что они не влупят, например, по зданию нашей мэрии. Мало ли кто там сидит и что они планируют.

Мы прекрасно понимаем, что история про так называемые “айкосы” тоже имела где-то субъективный характер: никакой военной необходимости запускать по админзданию ракет не было. Но они [русские. – О.С.] тоже смотрят все эти фейсбуки и типа обижаются, рефлексируют. И где гарантия, что они, например, не прочитают мой пост про нелюдей или ещё какой-то и скажут: “Давайте еще бомбанем по днепровской мэрии, чтобы Филатову жизнь мёдом не казалась”.

– Зайду с другой стороны: проблема не только в том, что эти люди публикуют подобную информацию. Успокаивающие месседжы нравятся населению. Людям не нужна правда, людям нужно успокаивание. Что с этим делать?

– Это очень сложный вопрос. У меня нет на него ответа. Почему? Потому что опять же, если бы люди узнали всю правду, то, наверное, у них была бы обратная реальность. Поэтому, наверное, нужно очень четко соблюдать какой-то баланс. Знаешь, тут, наверное, не надо использовать слово “правда”. К сожалению, война – это многомерная, очень сложная штука, она нелинейная. У каждого она своя: у меня своя война, а у человека, который сидит даже не на передке, а “на нуле”, – своя война, у жителя оккупированной Бучи – своя война, и каждый войну видит по-разному.

Поэтому здесь я использую слово “объективное информирование населения”. В подобного рода ситуации, если мы хотим соблюдать этот баланс между поддержанием боевого духа у людей и объективным информированием населения, наверное, нужно, чтобы в том числе говорили именно профессионалы. То есть именно военные спикеры, которые давали бы какую-то объективно взвешенную информацию, но при этом не занимались самообманом… Вот как-то так.

Это такая война, которая идёт в прямом эфире, что позволило Украине кардинально прорвать информационное поле. Я думаю, что сейчас в Европе ни у кого нет никаких иллюзий по поводу этой интервенции. Её видят все, но с учётом того, что эта война идет в прямом эфире, то опять же многие увлеклись разными штучками. Вот, например, некоторые наши уважаемые ведомства, а я могу говорить об этом компетентно как бывший журналист, вдруг решили публиковать какие-то переговоры, когда просто берётся условно запись какого-то оккупанта: этот примат говорит о чем-то со своей самкой, озвучивает какие-то глупости, а потом это выносится.

И о том, что чуть ли не Зеленодольск оккупирован, хотя Зеленодольск – это Днепропетровская область, и он не оккупирован. Его обстреливали, но наши ВСУ и ТРО держат оборону, и мы надеемся, и делаем всё, и уверены, что Зеленодольск не будет оккупирован. Но когда какой-то примат об этом говорит, а потом информация появляется в медиа, то порою возникает паника. Причём первоисточниками являются уважаемые ведомства. Поэтому нужно иметь какую-то самоцензуру. Поднятие боевого духа или развенчивание морального облика оккупантов, по поводу которых уже никто не испытывает никаких иллюзий, не сопоставима с тем, что этот разговор вызвал в области панические настроения. И по всей стране… Поэтому надо где-то себя сдерживать, потому что сейчас у нас все публикуют разговоры СБУ, МВД, ГУР. То есть все…

Но сказанное не касается Антона Геращенко, который тоже публикует распечатки разговоров. Это мой близкий товарищ, и я считаю, что он делает очень большое дело. Его почему-то решили опять же в фейсбучной войне многие троллить. Я не понимаю, почему, но я просто знаю его не только по Telegram, я знаю, чем он занимается, и, скажем, его Telegram, который сейчас набрал почти 700 тыс. подписчиков, – это, наверное, 1/10 того, чем занимается в информационном пространстве Антон Геращенко. И, поверьте, с точки зрения солдата информационного фронта – он один из самых эффективных бойцов.

– Эту запись разговора опубликовало ГУР. Скажи, пожалуйста, почему в такой ситуации вместо того, чтобы позвонить в ГУР или высшему военному руководству, ты лупашиш в Facebook? Насколько это правильно?

– Ну, во-первых, не факт, что я не звонил по этому поводу. Я звонил и не буду говорить, кому, и просил подчиненных угомонить, чтобы они глупости не публиковали. Но опять же – кому звонил и зачем – говорить не буду. Но это же была цель – не лупашить коллег уважаемых, а успокоить панику: с Зеленодольском все нормально. И с учётом моей аудитории это зашло.

От предполагаемых поступлений мы потеряли где-то 60%

– Как формируется бюджет города? Например, бюджет страны имеет дефицит приблизительно €7-8 млрд. А что с городским?

– Плохо. Скажу так: от предполагаемых поступлений мы потеряли где-то 60%, собрали только 40%.

– Как вы это компенсируете?

– Очень просто. Мы приостановили все капстроительство полностью. Понятно, что мы обслуживаем город, сажаем цветы, ремонтируем дороги, чистим ливневки, лампочки меняем. Город чистый, ухоженный, но нет ни одной стройки. У нас было запланировано столько хороших, правильных, добрых вещей: парки, тепломодернизация. Мы очень много хотели сделать хорошего после того, как должна была закончиться зима, а любое городское хозяйство имеет такую временную цикличность: когда наступает потепление, сразу все начинают что-то ремонтировать и реконструировать. Мы все “капы” остановили. Эти 40% идут на тероборону, на поддержание функционирования города.

– Я так понимаю, выплачиваются зарплаты?

– Конечно, зарплаты, соцвыплаты, все… Как-то так.

– Даже разрешили коммуналку не платить.

– Есть другая проблема – с теплом. Это как бы одни цифры, но, например, люди перестали платить за воду. Это вещи несопоставимые. Я уже обращался неоднократно и сейчас, пользуясь случаем, хочу обратиться ко всем, кто увидит наше интервью: 300 грн за услуги горводоканала можно всё-таки найти. Потому что если ещё горводоканал обанкротится, тогда просто воды не будет.

– У меня сложилось впечатление, что децентрализация, усиление местного самоуправления сыграло очень большую роль в успешном противостоянии в этой войне. Создание подразделений ТрО, строительство линий обороны во многом держатся на высокой активности местных громад и мэров. В чем фишка?

– Украина всегда была с сильными горизонтальными связями. Нужно говорить не только о местном самоуправлении, но и о волонтерстве, о гражданском обществе. У нас очень специфическая страна: в момент серьезных вызовов мы все объединяемся. Но при этом, когда становится чуть легче, сразу начинаем выяснять между собой отношения. Об этом тоже можем поговорить, потому что это, для меня в частности очень больно. Вот простой пример, если мы говорим о децентрализации: на прошедших выходных у меня было три мэра. Днепр как бы транзитный хаб, и через нас все ездят на Донбасс. С учётом того, что сейчас с Западной Украины начали отправлять ТрО, мэры, соответственно, тянут какие-то “ништяки”, едут к своим пацанам, и все заезжают ко мне поговорить, кофе выпить, кто переночевать. Вот был Саня Семчишин (Хмельницкий), потом приехал Тарас Кучма (Дрогобыч), потом заехал бывший мэр Умани Саня Цебрий (мэров бывших не бывает). И это постоянно… И житомирский мэр Серега Сухомлин приезжал, и другие коллеги, не говоря уже о том, что мы на этом горизонтальном уровне постоянно между собой общаемся.

Для иллюстрации: вчера разговаривал с мэром Стрыя: Стрый подарил Днепру машину скорой помощи. Причём не какую-то там буханку, а конкретно реанимобиль – шикарный, полностью нафаршированный всем необходимым оборудованием. Позвонил мне мэр и сказал: “Ну, тебе он больше нужен. Забирай”. С учётом того, что у нас сейчас военкомат позабирал на фронт большое количество техники, в том числе станции скорой помощи, мы взяли. Это показывает, что Украина сильна именно вот таким взаимодействием.

Я к чему привожу пример про этих трёх городских голов: это же не попало в ленту. Я нигде не вышел, не сказал: “Вот я с Семчишиным, вот я с Кучмой, а вот там Стрый подарил скорую помощь”. Но такое взаимоусиление дает такой большой оптимизм и надежду, что добрые дела, поддержку многие воспринимают как норму – это не информационный повод, не надо собирать пресс-конференцию, рассказывать, какие молодцы.

Продолжение следует 

• Брата беглого сепаратиста из Днепра задержали сотрудники СБУ: видео
• Как живется украинцам в Литве — рассказ беженки из Днепропетровщины

Рекламні блоки дають нам змогу залишатися незалежними ЗМІ, а вам - отримувати найсвіжіші новини під ними. Scroll down!