Директор исторического музея Юлия Песчанская: Мы расскажем днепрянам о том, кто они

Осенью в Днепре впервые проходил открытый конкурс на должность директора Национального исторического музея им. Дмитрия Яворницкого. В соревновании победила Юлия Песчанская, бизнес-леди и ресторатор. 49000.com.ua поговорил с новым директором об изменении имиджа музея, “говорящих” экспонатах и планах на будущее.

– Как вы заинтересовались музейным делом? Почему решили возглавить музей?

– Я довольно давно путешествую. У меня есть такая возможность, и я с удовольствием ею пользуюсь, чтобы таким образом заниматься самообразованием. Поскольку человек я культурный,  хожу в музеи во время своих путешествий. Изначально я интересовалась живописью и архитектурой. Исторические музеи попали в поле моего зрения просто потому, что они находятся на туристических маршрутах во многих городах. Поэтому иногда я их посещаю, чтобы познакомиться с культурой страны.

Это, как и с кулинарией – в каждой новой стране я ем что-то национальное. Не хожу в какие-то фастфуды или, наоборот, в специальные заведения для туристов. Стараюсь есть где-то в максимально аутентичном месте. Так, используя все органы чувств, я пытаюсь понять, где я, собственно, нахожусь. Как здесь живут люди, почему они именно такие. Те же  вопросы у меня возникают и дома, в Украине. Кто я такая? Почему я именно такая?

Сначала я создала ресторан, который популяризирует украинскую кухню. Но не хватало культуры.

Музей Германа Гессе. Фото из Facebook Юлии Песчанской

– Почему же вы решили участвовать в конкурсе на должность директора именно исторического музея?

– Я знаю, что одновременно с историческим, проходил конкурс и на должность директора  художественного музея. Мне показалось, что в историческом музее проблем гораздо больше. Это связано и с идеологическими трактовками. Лично мне музей казался неинтересным и несовременным. Да, сейчас некоторые сотрудники пытаются мне доказать, что здесь, наоборот, все идеально. Но, насколько вижу я, здесь даже управление, менеджмент, не просто несовременные, архаичные. Это касается и штатного расписания, и методов управления.

– Что же делать?

– Для нормальной работы нужна полная реорганизация. Невозможно дать какой-то, тем более, быстрый, результат, в исходных условиях, без реформ. От меня ждут больших свершений, но на самом деле, исходные условия таковы, что сотрудники очень плохо мотивированы. У них низкие зарплаты, нет адекватных условий труда. Поэтому о результатах говорить рано.

Интервью в ходе конкурса на должность директора. Фото из Facebook Юлии Песчанской

– Можно ли сказать, что вас мотивируют трудности?

– Скорее да. Рабочий день у меня начинается часов в пять утра. Потому что я просыпаюсь с оперативкой в голове, сразу все это начинаю писать сотрудникам. И заканчивается день уже поздно вечером, я продолжаю задавать какие-то вопросы своим друзьям и знакомым по поводу нужд музея.

Надо мной масса начальников – управление культуры облсовета, казначейство, собственно, облсовет. Поэтому я весьма ограничена в действиях. Трудности я только сейчас осознаю. Нельзя сказать, что я о них не подозревала. Но знание и понимание – это разные вещи.

Раньше, например, я до конца не понимала, для чего мне музей. Понятное дело, я сейчас учусь, и эти навыки будут со мной всегда. С другой стороны, у меня есть менеджерские способности, я знаю, как сделать успешно и эффективно. И мой круг общения – такой же молодой и энергичный, как и я. Со мной команда, которая тоже хочет получить что-то прекрасное и значимое.

– Расскажите о музеях, которые поразили или вдохновили вас.

– На самом деле, их довольно много. Вот, например, самый дружелюбный музей для посетителей – это маленький исторический музей в Эйндховене.

Произвел неизгладимое впечатление как аттракция –  музей бумаги в Базеле. Там ты сам можешь сделать бумагу с водяными знаками, купить сургуч, чтобы потом отправлять письма на этой бумаге, с собственной печатью.

Еще мне очень нравится музей оккупации в Таллине. У него есть филиал «Застенки КГБ». Поначалу я думала, что это будет «развесистая клюква» для иностранцев, с шапками-ушанками для тех, кто не в теме. Но там все так серьезно поэтому и страшно. Ведь эстонцы пережили две депортации.

Музей, кстати, делали на грантовые деньги, никакой государственной поддержки. Он очень современный в плане мультимедиа, но даже не это меня поразило. Мы все же с мультимедиа встречаемся каждый день. Поразило меня две вещи: аудиогид на нескольких языках и драматургия. Предметы не просто расставлены и разложены на полках и с этикетками. Есть «говорящие» экспонаты. Мемориальные вещи, которые принадлежали реальным людям. Они расположены в контексте музея таким образом, что когда ты подходишь, возникают эмоции, ты видишь судьбу человека, с которым что-то происходит.

В этом музее я поняла: достаточно одной вещи,  оформленной должным образом, чтобы увлечь посетителя. Там была такая вещь, в этом Таллинском музее: советская квартира. И стена в ней, вся исписанная политическими анекдотами, за которые давали статью. Можно было попасть в тюрьму просто за то, что ты рассказал анекдот.

Музей в Таллинне, Эстония. Фото из Facebook Юлии Песчанской

Это такие тонкие вещи, которые связанные не с хранением информации, а с перфомансом. На самом деле, в этом музее немного мемориальных вещей. Но они вписаны в контекст таким образом, что их эффект намного сильнее. Даже освещение работает – от темных залов до вагончика, оббитого досками. В таких вагонах перевозили людей из Таллина куда-то, в депортацию. И потом, постепенно, переход к более светлым залам. Где уже период независимости: там на больших экранах люди, которые принимали участие в освобождении от советской власти.

– Как же в Днепре сделать нечто подобное?

– У нас тоже есть возможность сделать такой музей. В соответствующих залах можно сделать идентификацию с Приднепровьем, рассказать жителям города о том, кто они такие, откуда они. Почему они такие, почему они совершают именно такие, а не другие поступки. Днепр ведь всегда стоит особняком. Но это не сепаратизм, а то, что очень удачно озвучивает Густав Водичка, говоря об архетипе казака – нам не нужен царь, ни свой, ни чужой. Возможно, это была бы интересная история. Возможно, нам даже удастся об этом рассказать.

– В каких направлениях сейчас работаете?

– Сейчас работы идут в обратном направлении, от современности к прошлому. Уже есть музей АТО. Он не самостоятельный, это экспозиция, которая получила огромную популярность.

Еще одно направление – обновленная Диорама. В ней уже другой контекст, никто ее не уничтожал, как многие боялись.

Сейчас к нам возвращается осознание своей самостоятельности, ответственности перед собой и другими. Все эти процессы, социологические и психологические, должны находить выражение в музее. Это мы знаем, как и что у нас здесь происходило. А вот люди, которые приезжают в наш город в гости, тем более, иностранцы, они же совершенно другого мнения. Вернее, у них мнение о нас вообще отсутствует. Они не понимают, почему мы такие. Возможно, у них не всегда будет время, чтобы охватить всю экспозицию, поэтому у музея должна быть своя философия.

– Как  создать эту особую философию?

– Тут долгий и нелегкий процесс, который не связан даже с ребрендингом как таковым. Сначала нужно изменить структуру, в которой мы работаем. Мы уже написали письмо на имя председателя облсовета, с просьбой внести изменения в устав музея. Ведь мы здесь, к сожалению, прежде всего, чиновники, и мало что можем изменить.

Я хотела бы заниматься чем-то другим, но должна выполнять свою должностную инструкцию. Конечно, в этом случае страдает контент, который мы выдаем. Поэтому и просим утвердить на базе музея Общественный совет, который будет помогать нам. Таким образом, хотим привлечь громаду.

Мы обозначили три направления в работе: организационное, экспозиционное и научное. Чтобы дать результат, нам нужно двигаться по всем направлениям одновременно. Поэтому дать новую философию, но при этом не покрасить стены – это бред. Сейчас для музея речь о самореализации до Нового года вообще не стоит. Надо сначала привести все это в порядок. Мы стартуем из минуса. В ужасном состоянии туалеты, нет кафетерия, проблемы в гардеробе и с отоплением. И во всем этом сквозит советский стиль.

– Что бы вы хотели изменить в первую очередь?

– У нас, к примеру,  есть зал «Козацька доба», он очень большой и совершенно хронологически неверный. Посреди зала – портрет Екатерины ІІ. Как будто до царицы ничего здесь не происходило. Словно вот – чайки, а вот уже и Екатерина. Человек, попадающий в музей, элементарно не получает ответ на вопрос «Кто мы такие?». Получается, что в музее, как на складе,  у вас там какие вопросы возникают? Разве что: «Сколько?» и «Почем?». В музее должны возникать вопросы другого толка. Можно начать с возгласа «Ух ты!», например. А отсюда уже через какие-то аттракции, через элементы шоу и музейную драматургию, пробовать прийти к тому, чтобы человек задумался.

Музей не должен быть псевдоакадемическим заведением, в которое страшно зайти. Потому что, если ты быдло – что тебе здесь делать? Иди, щелкай свои семечки. Вот это в отношении музея и к музею я хочу изменить в первую очередь.

Фото из Facebook Юлии Песчанской

– Вы часто говорите «Мы». Кого можно назвать вашей командой?

– Мне очень повезло с людьми. Например, Игорь Щупак на волонтерской основе консультирует меня, помогает. Занимается реэкспозицией седьмого зала, посвященного Второй мировой войне. Игорь давал мне рекомендательное письмо для участия в конкурсе. Я была у него в музее Холокоста. Для меня это один из лучших музеев в городе. Они же работают только за счет грантов, там нет бюджетного финансирования.

Для меня это определенный образец. Важно, что Игорь заинтересован не конкурировать, а работать над созданием общего пространства в городе, создавать некое культурное лобби.

– Как вы относитесь к критике в свой адрес и обвинениям в рейдерстве?

– Я шла на конкурс с определенной командой, она сложилась благодаря моей репутации. Массированное нападение после конкурса привело меня в недоумение. У нас ведь сейчас достаточно много конкурсов проходит на должность директора коммунального предприятия. Почему такой повышенный интерес именно ко мне? В художественном музее, например, в конкурсе участвовал всего один человек. Всего два человека –  на должность директора планетария.

У нас много коммунальных предприятий, требующих реставрации и ремонта. Кроме филармонии, которую уже отреставрировали и она прекрасно работает, у всех остальных пока что сплошные проблемы. Ни у кого это не вызывает вопросов.

По большому счету, мне нет дела до сплетен. Я сейчас нахожусь в таком странно рабочем состоянии, из которого практически не выхожу. По поводу рейдерского захвата – я не могу комментировать надписи на заборе. Тут должны быть решения суда,  соответствующих органов.

Мне непонятно, почему все эти вопросы ко мне возникли только сейчас? Мои документы висели в открытом доступе достаточное количество времени, ими никто не интересовался.

Вот я, например, будучи ресторатором, писала диссертацию. Никто из других кандидатов, профессиональных историков, за время работы в музее научными трудами не занимался. Почему никто не написал ни одной научной статьи? Чем они занимались, администрированием? Так я сейчас как раз работаю с результатами этого администрирования. На основании чего они делают подобные заявления? Чтобы что-то заявлять, нужно на что-то опираться. А я не вижу у этих обвинений какой-то основы, кроме той, что вынуждает людей писать на заборе.

Кстати, на счет рейдерства: мы уже ведем консультации с облсоветом о процедуре публичного аудита всех экспонатов, создается соответствующая комиссия. Пока мы не знаем, как она будет работать, будут ли разрабатывать какое-то положение, создавать фонд.

– Кто из ваших конкурентов в конкурсе  показался вам более сильным?

– На мой взгляд, я сделала самое интересное предложение, поэтому особо не думала о конкурентах. К сожалению, у моих предшественников результатов нет. Я еще на презентации просила хотя бы год, чтобы показать результаты. Если будут какие-то нарушения в моей работе – для расследования существуют соответствующие органы. О конкурентах сейчас сложно говорить, особенно в условиях странных скандалов, которые раздуваются вокруг моего имени. Вот, допустим, Песчанская уйдет и что дальше? Кто придет? Мы возвращаем Надежду Ивановну, которая привела музей в плачевное состояние? Да, за нее на конкурсе проголосовали три человека. За Яну Петровну никто не проголосовал.

Я после конкурса получила даже не поздравления, а просто предложения сотрудничества и помощи. Давайте честно. Должна быть определенная репутация. Люди, с которыми я всю жизнь общалась, с кем я дружу, кто знает меня,  меня поддерживают. Мнение остальных не так важно. Хотите что-то сделать  для музея – так приходите и давайте сделаем. В тех кругах, которые собирались что-то делать, все нормально. А вот среди тех, кто ничего не собирался  делать, вот у них хайп.

Уже состоялись совещания с отделами, но пока мне никто в лицо ничего не сказал, не бросил никаких обвинений. Наоборот, я очень довольна предложенными идеями, с ними действительно можно работать.

Понимаете, здесь у людей до сих  пор компьютеров нет, в «Литературном Приднепровье» отсутствует интернет. В музее Блаватской – просто ужас. Очень много пенсионеров. Хочется привлечь в команду и молодых. Но новым сотрудникам нужны зарплаты. Потому что за копейки требовать от людей что-то делать – это кощунство. Но, на фоне всеобщего упадка, повторюсь, у сотрудников достаточно много идей и планов. Это не может не радовать.

– Какие ближайшие мероприятия ожидаются в музее?

– У нас будет новогоднее благотворительное мероприятие с фондом «Киддо». И это не просто аренда зала. Это полноценное совместное мероприятие, музей должен быть площадкой, которая конкурирует с медиа. Проблема на сегодняшний день в том, что в музее проходят интересные события, но из-за отсутствия рекламы о них никто не знает, соответственно, и не приходит.

– Как и чем собираетесь привлекать в музей посетителей?

– Мы уже занимаемся разработкой приложения для смартфонов. Оно как раз должно решить проблему дефицита экскурсоводов.  С помощью приложения, кроме всего прочего, можно оформить и билет. Программа обязательно будет снабжена аудиогидом. Мы очень ждем появления приложения. Единственная проблема сейчас – это отсутствие качественного интернета в музее. Пока что наше пространство тяготеет к эпохе, которой занимается археологический отдел.

Мы даже не ставим сейчас задачу привлечь определенную целевую аудиторию.  У нас нет аудитории. Нам нужно привлекать абсолютно все слои населения. Детской комнаты у нас нет. Есть только для детей студия живой глины. Нужно что-то дать пенсионерам, какую-то возможность посещать музей. Планов много, решим бюрократические вопросы и потихоньку начнем воплощать, уже  с нового года.

– Какая экспозиция в музее – ваша любимая?

– Музей АТО. Я знаю его создателей, всех, кто причастен к проекту от и до. Я дружу с создателями фильма о музее. Женя вообще уникальный человек. Он снял фильм «Война за мир». Иметь в команде классного режиссера с таким особенным видением, молодого, активного, движущегося – это счастье. Евгений Титаренко принимал участие в создании фильма о Диораме.

Кстати, теперь полностью изменилась концепция Диорамы. Она ведь существовала в советской интерпретации, чуть ли не в сухих шинелях выскакивали люди на берег. На самом деле это была огромная трагедия. Очень много людей погибло. Многие останки захоронены под водой. Это был первый проект, который начал продвигать музей в таком хорошем русле. Тогда меня сначала пригласили посмотреть экспозицию, а потом – в команду, для меня это была огромная честь. Работать рядом с Игорем Щупаком, Валерией Лавренко, Наталией Хазан, Юрием Фаныгиным – как вообще от этого отказаться?  Это огромная честь и большой аванс для меня.

Также читайте: В Историческом музее Днепра на Марс не полетят, но займутся реконструкцией

Рекламні блоки дають нам змогу залишатися незалежними ЗМІ, а вам - отримувати найсвіжіші новини під ними. Scroll down!