Отец 33 приемных детей, капеллан украинской армии, основатель крупнейшего на территории бывшего Советского Союза детского реабилитационного центра «Республика Пилигрим» мариупольский пастор Геннадий Мохненко дал эксклюзивное интервью порталу 49000.com.ua. Неоднозначный общественный деятель, которого часто критикуют за тщеславие и радикализм, рассказал о войне, воспитании детей, своем отношении Владимиру Путину, Владимиру Зеленскому и главных ошибках в жизни.
– Как вы пришли в религию?
– Я вернулся из советской армии в 1989 году. Моя семья была уничтожена алкоголем. Родители и сестра спились. У сестры были двое деток и муж-алкоголик. Я вернулся в ад. Похоронил близкого друга, погибшего в Афганистане, с которым мы ели пять лет из одной тарелки. В этом состоянии была попытка найти выход. Первая идея – заработать много денег и вылечить близких. На каждом углу предлагали помощь в лечении алкоголизма экстрасенсы, шарлатаны, Чумаки, чудаки. Я начал работать. Очень много работал. Заработал хорошие деньги. Я создал собственный бизнес-проект. Вдруг увидел, что деньги не решают проблем моих близких. Шарлатаны деньги брали, но помочь никто не мог. Тогда начался серьезный религиозный поиск. На протяжении нескольких лет я изучал религиозную и философскую литературу. Чем больше я задавал вопросов, тем ясней мой путь двигался в сторону того, что есть Творец у Вселенной. В 24 года я стал христианином, бросил бизнес, уехал в первую свою библейскую школу, затем был университет, семинария. С 25 лет я – служитель церкви. Служу уже 27 лет.
– Как вы пришли к идее усыновления детей?
– Я никогда не думал о том, что у меня будут приемные дети, но 23 года назад в нашем городе была огромная проблема с беспризорностью. На каждом углу была толпа беспризорных детей, которые умирали, скалывались. Создав церковь, мы начали подкармливать детвору. Собирать продукты, денюжку, готовить еду и приносить ее в одно и то же место. Дети начали с нами коммуницировать. Часть беспризорных подростков пришла к нам в церковь и сказала: «Нам жить негде, поэтому мы у вас поживем». Так началась работа с беспризорными детьми. Мы создали крупнейший реабилитационный центр в бывшем Советском Союзе. Больше 4000 детей прошли через «Республику Пилигрим». Детей самой тяжелой социальной категории, детей с глубокими наркотическими зависимостями, криминалом, токсикоманией, сексуальными проблемами. Позже мы увидели, что часть детей, которых мы забираем, невозможно никуда вернуть. Никто не хотел забирать в семью 12-13 летних неблагополучных подростков. Другого варианта, кроме того, как забирать их в свои семьи у нас не было. Так я стал приемным отцом сперва для троих, потом для пятерых, потом для семерых. На данный момент в моей семье 33-й по счету приемный ребенок за 20 лет. Еще у меня трое моих биологических деток. Мы создали сеть семейных детских домов. Мы не думали, когда забирали детей с улицы, что станем приемными родителями, не думали, что об этом будут снимать фильмы, включая голливудский документальный фильм режиссера Терренса Малика, который он снял перед войной.
– Как вы уделяете время такому количеству детей?
– Сейчас восемь сыновей живет со мной. На пике у меня жило 17 детей на 47 квадратных метрах. Это безумие, но из-за того, что это были сложные подростки служба по делам детей, закрывала глаза на все, лишь бы кто-то их забрал. У меня почти все мои приемные – это беспризорные дети, кто с четырех, кто с пяти, кто с 2,5 лет. Мой 31-й по счету ребенок был беспризорником с 2,5 лет, еще имя свое не выговаривал. Времени не хватает. У меня много работы. Я не веду жесткий учет времени, но, как любой отец, стараюсь находить его для детей. Много лет мы активно путешествуем. Вместе с моими сыновьями мы объехали вокруг земного шара на велосипедах. Мы покорили шесть мировых вершин: вершину Эльбруса, Килиманджаро, Арарат, самый опасный американский вулкан. Этим летом мы совершили экспедицию и покорили вершину западной Европы – Монблан. Все это мы делаем в рамках наших проектов с призывом к усыновлению. Мотивируем людей усыновлять деток.
– Каким образом можно наказывать ребенка за проступок?
– Наказание – часть любой педагогики. Обязанность отца – требовать дисциплины. Наверное, я стал совсем старым, у меня растет младший сын, ни разу за 12 лет до ремня я не добрался. Хватает надутых щек, нахмуренных бровей, повышенного тона. Мне помогает то, что есть старшие сыновья, которые гоняют младших. Старшие братья имеют определенный авторитет у младших, это помогает управлять педагогическими стратегиями. Вопрос о том, можно ли бить ребенка очень сложный, поскольку мы живем в культуре ремня. На постсоветском пространстве царит азиатчина: чуть что не так, сразу за ремень и ремнем по ребенку. Я негативно отношусь к такой педагогике. Если на Западе перебарщивают в том, что ребенка нельзя наказывать, у нас перекос в другую строну. Ремень – это возможно, но в радикальной ситуации, когда другие методы не работают, ребенок слетает с катушек.
– Как вы относитесь к президенту Российской Федерации Владимиру Путину? Ранее вы говорили, что готовы его убить. Изменилось ли ваше мнение?
– Владимир Путин – это безусловно мой враг. Я этнический русский. Я люблю русских людей, я представитель русской культуры. У меня нет претензий к русскому языку. Но я ненавижу путинский режим, я антисоветчик с 13 лет. Все что связано со словами КГБ, СССР, ФСБ для меня – это духовный враг. Путинский режим – страшное демоническое зло. Имперский дух – это мой духовный враг. Я капеллан украинской армии. С первых дней войны моя команда на фронте каждый день. Я надеюсь, что мы доживем до времен, когда увидим постимперскую Россию. Новое руководство новой России принесет слова покаяния за эту безумную войну и за коммунистический террор на протяжении века. Меня перед началом войны спросили: «Перед вами красная кнопка, если, нажав на нее вы бы смогли ликвидировать Путина, вы бы нажали?». Мой ответ был: «Да». При условии, что эту кнопку не может нажать никто: офицеры российской армии, международная общественность, российский народ, Организация Объединенных Наций. Если убийцу тысяч людей могу остановить только я, я обязан это сделать. Мой образец пастора – Дитрих Бонхеффер – мученик, который был повешен по личному распоряжению Гитлера за месяц до краха гитлеровского режима, участник заговора против Гитлера. Я никогда не был пацифистом, считаю пацифизм иллюзией. Мы живем в мире, где испорчен, поломан человек. Общественное зло нужно останавливать.
– В каких случаях священник может убить человека?
– Священник – это человек. Если я как человек вижу, что кто-то убивает другого, я обязан его остановить. Если для этого достаточно сказать: «Эй, дружище, не надо этого делать» – это замечательно. Если единственный способ остановить убийцу – это выстрел, надо делать выстрел. Зло необходимо останавливать, это сказано в Писании. Библия – это не учебник по пацифизму. Представление о том, что христиане должны улыбаться в лицо убийцам, смотреть, как Чикатило насилует детей – это ложная идея. Это нам коммунисты в голову вбили. Библия абсолютно не запрещает убийства. В иврите есть два слова для убийцы. Одно слово определяет убийцу, который пошел грабить, насиловать и убивать. А человек, который останавливая его убивает, не убийца, а защитник.
– Как вы оцениваете деятельность украинского президента Владимира Зеленского?
– Мне крайне тревожно от окружения господина Зеленского. Мне стыдно за поведение новых «слуг народа». Мне стыдно за свой народ, который хакнули на выборах. Нам показали красивое кино об идеальном президенте с командой замечательных ребят. Мы в это кино уверовали. Они вкатились на этой попсе во власть и творят не менее страшные вещи, чем предыдущие «слуги народа». Я не очаровывался, поэтому не разочарован. Я понимаю, что человек существо греховное, лживое, эгоистичное, гордое, глупое, амбициозное. Надеюсь, что моя страна, получив прививку популизма, протрезвеет. Дай Бог, чтобы нынешняя власть не привела страну к катастрофе. Меньше всего хотелось бы, чтобы мы были вынуждены опять брать оружие в руки и выгонять из страны очередного президента.
– А вы хотели бы стать президентом?
– Я перед выборами написал шуточный пост «Иду в президенты». Это была ирония. Я никогда не интересовался политикой в чистом виде. Я священник. Я нахожусь на своем месте. Меня десятки раз звали в политику, надеюсь, что я этим так и не займусь.
– Каким вы видите предназначение женщины?
– Я уверен, что господь ничего не перепутал в эдемском саду, разделив человечество на два пола. Мы очень разные. В этом есть удивительный божий дизайн. Мне не нравится женщина-лидер. Я придерживаюсь патриархальных ценностей. Считаю, что женщине более к лицу роль матери, помощницы, хранительницы очага, чем бизнес-леди. Я улыбаюсь, когда смотрю на феминисток, пытающихся быть мужеподобными. У нас громадный дефицит мужиков. Но женщина – это чудеснейшее божественное творение. Она должна быть за спиной крепкого, ответственного, достойного мужчины. Но в испорченном мире испорчена и семья. Сейчас 60% официальных разводов, а реальная цифра в стране – около 80%. Это катастрофа.
– Ваша главная ошибка в жизни?
– Когда-то мы с одним пастором попали под обстрел. Он много лет служил в России, но вынужден был из-за войны уехать. Он сказал мне: «Я проповедовал против блуда, наркотиков, эгоизма, гордыни, но никого не укорял за любовь к советской власти. Это мой грех. Я недостаточно посвятил сил тому, чтобы добить эту бесовскую империю». Своей самой большой ошибкой я считаю то, что мне казалось будто советский имперский дух оставил нашу страну во времена перестройки. Увы, мы недооценили его бесовскую природу. Сегодня разбираем это в окопах, которые видны из моего окна. Это самая большая ошибка.
