История Екатеринослава середины XIX столетия не такая богатая на письменные источники, как последующие периоды, поэтому любые заметки очень важны. К примеру, достаточно ценными являются путевые заметки ректора Московского университета Дмитрия Матвеевича Перевощикова, который путешествовал из Петербурга в Крым в сентябре 1852 года и сделал небольшое описание Екатеринослава и Новомосковска. Фрагментом заметок поделился Игорь Лысенко в группе “Рідна Новостепанівка” в Facebook.
Вот какое интересное и невероятно ценное для современных исследователей описание нашего города дает Перевощиков:
…Около городка Новомосковска прекращаются балки, и дорога идет по равнине, где зрение ограничивается только видимым горизонтом, на западной стороне которого тянется постоянная гряда тумана, означающего течение Днепра. Эту величественную южную реку, наполненную огромными гранитными валунами, мы переехали под самым Екатеринославом по живому мосту, разделяющемуся на две части широким и плоским островом.
В городе мы пользовались гостеприимством полковника Соколова, начальника внутреннего гарнизона. Дом его находится против казенного сада, принадлежащего Училищу Садоводства. Отсюда я начал осмотр города.
Город невелик, он состоит почти из одной широкой улицы [нынешний проспект Яворницкого] с бульваром и с каменными домами, осеняемыми акацией. Это не наш северный и неопрятный кустарник того же имени, южная акация есть дерево в обхвате поболее толщиной и сажени в две вышиной, с густою зеленью в виде свода, и называется белою, по ее большим и ароматным белым цветам.
Главная улица города, начинаясь от Днепра, протягивается версты на две, беспрестанно возвышаясь, до самого собора, того собора, который был заложен Великою Екатериной. На месте закладки, т.е. на месте предполагавшегося алтаря, поставлена мраморная колонна, найденная в развалинах древнего Херсона. Колонна стоит на кирпичном подножии, которое уже повреждено временем, штукатурка обваливается, кирпичи распадаются. К югу от собора находится колоссальное бронзовое изображение Великой Императрицы, воздвигнутое, в 1846 году, Екатеринославским дворянством. Лицо изображения обращено к югу, руки его расположены так, что всякий тот час поймет, что из них лились неистощимые благодеяния. Памятник окружен железной решеткой, внутри которой приготовляется земля для цветника. Подле самой ограды собора стоит гранитная пирамида, подобная тем, которые изредка встречаются по дороге от Екатеринослава до Крыма, и которые называются там милями. Старый церковный сторож сказывал мне, что на месте соборной мили стояла карета Императрицы во время закладки собора. Недалеко от него находятся городские богоугодные заведения и Дом Дворянского Собрания, распространенный из дома князя Потемкина.
Собор находится на горе, почти в поле; на этом поле мы застали ярмарку, на которой иногородняя лавка принадлежала только одному купцу из Харькова. В прочих же лавках торговали купцы Екатеринославские, которые перебираются в балаганы во время, назначенное для ярмарки, из своих городских лавчонок. Итак, не удивительно, что временные балаганы не посещаются покупателями.
Оставим же эту ярмарку и спустимся к рынку. В его лавчонках продаются чудные кавуны, груши, яблоки и виноград, привозимый из Крыма. Все эти произведения юга здесь так дешевы, что, можно сказать, их дают даром. Например, фунт прекрасного винограда стоит десять копеек, кавун в подъем пятнадцать копеек ассигнациями по первому запросу. Я достаточно запасся тем и другим, но когда жид-извозчик привез мой запас в дом господина Соколова, то надо мной смеялись и уверяли, что торговки обманули меня и взяли вдвое дороже настоящей цены.
Конечно, петербургские жители удивятся такой дешевизне: они платят полтора целковых за арбуз, похожий на огурец, и восхищаются незрелым и кислым виноградом.
С рынка я еще раз прошел по казенному саду, он обширен, наполнен разнообразными южными растениями, но , к сожалению, осень начала уже в нем свои опустошения и сделала его неопрятным, как бы небрежно содержимым. Я прогуливался по городу 1 октября в одном легком сюртуке, и, несмотря на то, что день быль облачный, я утомился от тепла и несколько времени отдыхал на берегу Днепра, любуясь его быстрым течением и противоположным, кругом бело-песчаным берегом, поросшим соснами и величественными раинами [тополями пирамидальными].
Вниз по Днепру, верстах в пятнадцати от Екатеринослава, начинаются пороги, которые, как известно , составляли великое препятствие для водяного сообщения средней России с южною. Ныне, благодаря попечительному правительству и искусству наших инженеров, препятствия и опасности уничтожены каналом среди самого Днепра, прорытым пороховыми взрывами. Эта операция найдена удобнее обводного канала, по причине сплошного гранитного грунта…
Кроме того, ректор университета побывал в нашем городе и на обратной дороге из Крыма. Он также оставил
…В ночь с 15 на 16 ноября [1852 года] мы расстались с незабвенным для меня Симферополем и с глубокой грустью отправились на север. Почти сто верст проехали мы по зеленеющей степи, которая, после дождей, начала покрываться новою травою, пробившеюся сквозь колючий бурьян.
Но предвещания туманов оправдались, за две станции до Перекопа началась не проезжаемая грязь, которая задерживала наше путешествие до самой переправы через реку Суру, в двенадцати верстах от Екатеринослава. На этой переправе почтовые лошади не могли взвести нашего экипажа на крутой берег реки и понадобилось их заменить четырьмя волами. Поднявшись на возвышенность, простирающуюся до самого Екатеринослава , мы встретили почву, уже окрепнувшую от легкого утреннего мороза.
В Екатеринославе мы опять воспользовались гостеприимством полковника Соколова, который, кроме того, содействовал нашей переправе через Днепр. Мост был снят, и нас перевезли через Днепр на просторном дубе. Здесь дубами называются большие лодки, построенные из кусков дубового дерева, и которые намощены также дубовыми досками. Не на таких ли дубах разгуливали смелые запорожцы?
От берега Днепра до Новомосковска простирается совершенно плоская долина, так что этот городок со своим большим собором виден верст за двадцать. Мы быстро прокатились по ней и, поднявшись на окружающие ее горы [вероятно идет речь о подъеме дороги в селе Вольном], встретили густую, замерзшую грязь. С этого места началась уже настоящая осень: деревья без листьев; жители надели тулупы и спрятались в свои хаты, низменные места пред Мерефою были затоплены водою, покрытою тонкою ледяною корой, ломавшейся под ногами лошадей и под экипажем. На пространстве целой версты надобно было ехать в воде по ступицу. Только искусство и осторожность ямщиков могут преодолевать без беды такие препятствия, которые перед Харьковом сделались еще опаснее: здесь, в темной, мы переезжали через широкие, полу-замерзшие болота и даже через широкую речку…